Сергей Давидис: Преследования гражданских активистов в ситуации возросшей общественной активности 2011-2012 годов

Последний год жизни нашей страны характеризовался резким ростом активности протеста, вовлечением в него десятков и сотен тысяч граждан.

Ситуация последнего времени в сфере преследования гражданских активистов тесно связана с этим контекстом и с попытками власти реагировать на изменения в обществе. С одной стороны, продолжались тенденции, характерные для предыдущего периода, с другой, имело место ужесточение репрессий, увеличение их масштаба. С третьей стороны, нельзя не отметить определенных, хотя и весьма небольших, колебаний в реализации репрессивной политики. Если говорить о своеобразной преемственности в репрессивной политике власти, то речь о том, что сохранились основные формы политических репрессий против гражданских активистов.

Условно классифицируя их, начать следует с наиболее опасной формы преследования активистов — с уголовного преследования. Среди его форм стоит выделить два основных типа. Первый — это очевидно политические преследования, многочисленные ситуации, когда гражданских активистов привлекают к уголовной ответственности в связи с реальными событиями, незаконно квалифицируя их действия как преступления. В первую очередь, это собственно политические статьи УК: 280, 282, 282.1, 282.2, 213 (хулиганство) в части составов преступления, образуемых мотивом деяний.

Наиболее чистый пример тут — дело «Pussy Riot». К выступлению в Храме Христа Спасителя была безо всяких оснований, с вопиющим нарушением и буквы и духа закона применена статья о хулиганстве. Правозащитным сообществом и в России, и во всем мире отмечалась абсолютная надуманность приписываемого девушкам мотива религиозной розги или вражды, необходимого для конструкции состава хулиганства, принципиальная недопустимость отступления от универсального понимания понятия нарушения общественного порядка, не допускающего включения в него нарушения специальных правил поведения в определенных местах, установленных негосударственным субъектом, каким является РПЦ. Именно эта чистота политического характера преследования участниц панк-группы, возможность каждому гражданину самостоятельно оценить их действия с точки зрения закона, фундаментальных прав человека и здравого смысла, во-многом, определили ту мощную общественную кампанию в их защиту, которая развернулась во всем мире.

Такой же явно политический, неправовой характер имело преследование Дмитрия Путенихина (Матвея Крылова) по обвинению в угрозе убийством, причинением вреда здоровью, уничтожением или повреждением имущества прокурору по так называемому Манежному делу в связи с символическим обливанием прокурора водой. В том случае, представляется, мощная общественная кампания поддержки внесла свой вклад в переквалификацию обвинения и освобождение гражданского активиста.

Такой же характер имеет Болотное дело в части обвинения в массовых беспорядках. Анализ духа и буквы закона, основанный на позиции Верховного Суда РФ и поддержанный Уполномоченным по правам человека в РФ Владимиром Лукиным, позволяет говорить об отсутствии события массовых беспорядков, поскольку в событиях 6 мая отсутствовала угроза общественной безопасности (т.е. тяжких последствий для многих людей, для имущества, угроза для органов власти и управления), не было применения оружия, попыток поджогов и разрушений.

К тому же типу дел следует отнести и, например, дело против русского националиста Константина Крылова, привлеченного по ст. 282 за выступление на митинге, в котором признаки возбуждения ненависти и вражды способна найти только заказная экспертиза. К тому же типу следует отнести и большинство случаев уголовного преследования членов партии «Другая Россия» в связи с якобы их принадлежностью к незаконно запрещенной НБП. Это и преследование Харламовой, Комаровой, Донца, Клюжева, Горячевой по эпизоду с захватом приемной МИД в 2008 году. Несмотря на истекший срок давности, первые четверо уже были в этом году признаны виновными и приговорены к штрафам, а Горячева, отбывшая срок заключения по другому делу, находится под подпиской о невыезде. Причем, если по первым четверым было сфальсифицировано нахождение их в розыске, позволившее прервать течение срока давности (несмотря на административные задержания в этот период), то конструкция, которая позволит привлечь к уголовной ответственности А. Горячеву, находившуюся в это время в заключении, пока непонятна. Это и приговор к штрафу Инны Марининой в Мурманске, и наиболее известное из этих дел, основанное на полицейской провокации, которое сейчас рассматривается в Питере против участников питерской «Другой России». Первоначально по нему было привлечено двенадцать человек — Дмитриев, Песоцкий и другие, сейчас их число уменьшилось.

Дела о якобы принадлежности к НБП, не говоря о незаконности запрета НБП, отличаются тем, что привлекаемым активистам не вменяется никаких незаконных действий кроме якобы имевшей место принадлежности к НБП.

Хотя в целом привлечение общественного внимания к делам, в которых спор — только о квалификации, а не о фактах, проще, общественное внимание к преследованию членов «Другой России» зачастую недостаточно.

Дела такого рода, основанные на противозаконной квалификации реальных действий и событий, оказываются, в частности, возможными из-за расплывчатых и неконкретных формулировок статей УК: антиэкстремистских, о хулиганстве по мотиву вражды и т.п. Такое законодательство не случайно, государство расширяет пространство своих возможностей, размывая формулировки статей УК и дальше. Яркий пример — новая редакция статьи о государственной измене.

Иной формой уголовного преследования является фальсификация фактических обстоятельств и преследование гражданских активистов в связи с этими обстоятельствами. Яркий пример — обвинение после соответствующих угроз сотрудников центра «Э» гражданского активиста Даниила Константинова в убийстве, несмотря на явную абсурдность обвинения и наличие у него алиби. Когда дело стало разваливаться, следствие, ничтоже сумняшеся, добавило новое обвинение в якобы имевшей место на допросе в присутствии многих лиц угрозе следователю.

Другие примеры — обвинение Таисии Осиповой в торговле наркотиками, Сергея Удальцова — в побоях, Николая Ламбина в Тюмени — в хранении наркотиков, Григория Торбеева, Станислава Позднякова, Максима Калиниченко — в насилии в отношении представителя власти, нижегородских антифашистов Кривоносова, Быстрова, Гайнутдинова и других — в создании экстремистского сообщества на основании подброшенных сотрудниками Центра «Э» членских билетов и устава несуществующей абсурдной организации «RASH — Antifa», Ольги Шалиной — в хулиганстве по делу о драке у Таганского суда еще в 2006 году, Алексея Навального — в хищении (после публичного указания об этом Бастрыкина).

Такой способ уголовного преследования очевиден и в наиболее громком деле сегодняшнего дня, возможно, после дела «Pussy Riot» деле по событиям 6 мая в Москве. Привлечение по этому делу подозреваемых и обвиняемых зачастую малообоснованно, а то и вовсе необоснованно. Достаточно вспомнить, что подозреваемым и обвиняемыми, к которым применена мера пресечения, являются Архипенков, Каменский и Соболев, вовсе отсутствовавшие на Болотной площади, или динамику показаний «пострадавших» полицейских, утверждавших сразу после событий, что не видели и не запомнили никого из своих обидчиков, а накануне ареста вдруг вспоминавших точные детали облика того или иного подозреваемого, намеченного к аресту, после же изъятия на обысках одежды, дополнительно вспоминавших и про то, во что он был одет. При расследовании полностью игнорируются заявления в отношении полицейских и роль их преступных действий в событиях. Действия гражданских активистов вырываются из контекста событий.

В делах, основанных на фальсификации фактических обстоятельств дела, обычно сложнее разобраться. Для понимания неправосудного, политического характера преследования нужно подробное исследование материалов дела. Зачастую внимание общества к таким делам недостаточно, хотя иногда, как в деле Таисии Осиповой, больной матери малолетнего ребенка, или в деле Сергея Удальцова, в силу его известности, общественные кампании становятся достаточно мощными.

Очевидно политическое преследование на основании заведомо незаконной квалификации имевших место действий и преследование на основании фальсификации фактических обстоятельств дела — две чистых формы, зачастую же в конкретных делах они смешиваются.

Такой характер помимо Болотного дела имеет дело, например против Евгения Витишко и Сурена Газаряна в Краснодарском крае, осужденных за умышленное повреждение чужого имущества, причинившее значительный ущерб и совершенное из хулиганских побуждений.

Очевидной мерой преследования гражданских активистов является не обоснованное законом и не вызванное иной необходимостью кроме оказания незаконного давления, содержание под стражей при уголовном преследовании. Безо всякой нужды под стражей больше года содержится Таисия Осипова, по нескольку месяцев — узники Болотного дела, фактически обвиняемые в крайне малозначительных деяниях. Один из них, Владимир Акименков, слепнет в СИЗО.

Менее опасной, но зато гораздо более массовой формой преследования активистов являются неуголовные преследования и, в первую очередь, в порядке административного производства. Только за период с декабря по июнь таким преследованиям, большей частью задержаниям в связи с попыткой реализации права на свободу собраний подверглись по далеко не полным данным более 5 тыс. человек. Ужесточенное законодательство о митингах дает власти еще большие возможности таких действий. При упрощенном, по сравнению с уголовным, порядке производства по делам об административных правонарушениях доказать свою невиновность, особенно при массовых задержаниях, практически невозможно. Наоборот, в ситуации конвейерного производства при массовых задержаниях имели место случаи гласной и негласной практики назначения максимального наказания тем, кто пытается защищаться, не признавая своей вины, и минимального — отказывающимся от защиты.

В ответ на нарастание репрессий, которыми власть реагирует на рост протеста, растет и солидарность с жертвами репрессий, уровень организованной помощи им. Велик вклад в это как классических правозащитных организаций: «Агоры», «Мемориала», «Общественного вердикта», так и волонтерских объединений, опирающихся на краудфандинг: «Росузник», «Союз солидарности с политзаключенными», «Комитет 6 мая».

За этот год тема преследований гражданских активистов, вообще политических репрессий переместилась с периферии в фокус общественного внимания.

Масштаб протеста и двойственное положение власти определили определенные колебания в проведении репрессивной политики. Если раньше власть твердо придерживалась принципа отказа от уступок давлению со стороны общества, то за этот период имели место отступления от этой жесткой позиции. Переквалификация обвинения Путенихину и освобождение его, помилование Сергея Мохнаткина, отмена первого приговора Осиповой, освобождение из-под стражи трех узников 6 мая, снятие обвинений в отношении четверых из обвиняемых по делу питерской «Другой России» — в значительной степени вызваны общественным давлением. Не применяется на полную мощность драконовское законодательство о митингах.

Все это говорит об осмысленности усиления давления на власть и активизации усилий по информационной и правовой помощи преследуемым активистам. Хотя, конечно, окончательное разрешение проблемы преследований гражданских активистов возможно только на пути изменения политического режима в стране.